Август 1991: Как это было в Токмаке

В августе 1991 года в Москве произошла попытка переворота, в результате чего Советский Союз окончательно развалился, а на карте появилась независимая Украина.

О том, что происходило в дни переворота в Токмаке, через десяток лет журналистам рассказывал Сергей Николаевич Пугач. В 80-е годы он руководил нашим районом, в период объединения города и района был первым секретарем горкома партии, а в 1991-м занимал пост первого заместителя председателя Токмакского горисполкома.

– Сергей Николаевич, общая атмосфера тогда в стране предвещала серьезные перемены. А чувствовалось ли это на местном уровне?

– Уже с весны 1990 года активно заявили о себе оппозиционные силы, в городе по любому поводу проводились митинги. В народе действительно укреплялась идея независимости и росло недовольство компартией. Многие коммунисты выходили из КПСС: это и работники прокуратуры, и милиции (после выхода закона о деполитизации органов). Изрядно уменьшились партийные списки на заводе им. Кирова, да и на селе было то же самое. Очень много заявлений было о прекращении кандидатского стажа, то есть быстро менялись взгляды у молодежи. Чрезвычайно бурно проходили заседания сессии горсовета, появилась группа молодых депутатов (Тарасенко, Олейник, Савин, Хомичук) со свежими взглядами и идеями. Ломка власти чувствовалась и на местах.

– А как город пережил события 19-24 августа?

– Я узнал про путч на работе, в понедельник, девятнадцатого. Токмак жил своей жизнью, но мы работали в атмосфере неопределенности. Несколько дней, связанных с «закрытием» Горбачева на даче в Форосе, никакой информации «сверху» не было – похоже и в Москве, и в Киеве не могли определиться. Поэтому для нас абсолютно неожиданной была весть о запрете КПСС. Придя утром 26 августа на работу мы увидели опечатанные кабинеты горкома на третьем этаже (где ныне располагается райадминистрация) и дежурившего там милиционера. Само опечатывание кабинетов происходило ночью, по указанию «сверху». Горисполком работал, а вот сотрудники горкома вынуждены были находиться по домам. Через несколько дней третий этаж открыли, партработники занялись ликвидационной деятельностью – пришел циркуляр, что делать с документами, с учетными карточками и т. п.

– А партийные деньги? Газеты много писали по этому поводу.

– Я не знаю, что было в высших партийных кругах, а на уровне горкомов и райкомов, кроме денег на зарплату, содержание аппарата и хознужды, ничего больше не было. Партийные взносы сразу же переправлялись в область, а никаких банковских счетов парторганизации не имели. Да и функции распределять деньги у первого секретаря не было.

– Напряженность и неопределенность, о которых вы говорите, когда были сняты?

– Сразу же после провозглашения Верховной Радой независимости – 24 августа. Большую роль, конечно же, сыграла позиция Кравчука, грамотная и выдержанная, чтобы не допустить крайностей в ту взрывоопасную неделю. Провозглашение независимости же было абсолютно логичным и ожидаемым событием. Тем более, что о независимости от СССР объявили уже страны Прибалтики и Россия.

– Не было каких-либо акций протеста, митингов в защиту СССР и КПСС?

– Реакция токмачан на запрет партии, опечатывание горкома была нулевой. Складывалось впечатление, что это никого не интересует. Кто-то, возможно, не хотел, а кто-то, может, и боялся. На многих людей, безусловно, подействовала шокирующая информация в прессе и на ТВ о репрессиях, голоде, «белых пятнах истории», люди узнали, как живет западный мир. Поэтому, наверное, и не было желающих протестовать.

– Провозглашение независимости оценивали по-разному. А вы, Сергей Николаевич, о чем из советской эпохи наиболее сожалеете? И как думаете, почему не все выходит в строительстве украинского государства?

– Создание собственного государства – вековечное стремление любого народа – рано или поздно, состоялось бы. И это желание абсолютно естественное. Но тогда всех охватила эйфория: и какие мы будем богатые, и что Запад нам поможет, и что все блага повалят нам, как из рога изобилия. Эмоций было больше, чем прагматизма, мы переоценили свои возможности, и это было большой ошибкой. За малоэффективной экономикой, пустым товарным рынком, я считаю, жалеть нечего. Жаль того комплекса социальных гарантий, что давало государство: стабильная зарплата, медобслуживание, образование, уверенность в спокойном завтрашнем дне. Пока что, к сожалению, мы не можем восполнить те достижения.